В европейской культуре определенные вещи давно стали символами
видов деятельности: перо и библиотека — символами писателя
(или «вообще интеллектуала»), отбойный молоток — символом
шахтера, фуражка с шашечками — знаком таксиста, метроном
— обозначением музыканта и т.д. Если на фотографии
запечатлен человек с фотоаппаратом, — зритель понимает,
что это фотограф; возможно, это автопортрет. Фотоаппарат
метонимически указует на род занятий, и зритель безошибочно
«декодирует» такую фотографию. Это — штампы культуры, во
все времена стремившейся превратить вещи в отличительные
символы человека. Символ может выступать в качестве замены
обозначаемого: на этой замене основан простейший художественный
троп — «метонимия».
А вот, у пешехода нет метонимического символа: быть может,
потому, что «быть пешеходом» — не занятие, не труд, а мимолетное
и случайное состояние. Состояние перехода. Вот, только,
не слишком ли просто получается?.. Переход... кого?.. куда?..
Вспомним, что взгляд на человеческую жизнь как на переход
— вполне христианский: слово «Пасха» и означает «переход».
В теме городских переходов автор серии увидел для себя
возможность пофилософствовать, естественно, не рассудочно,
а визуально. К философскому аналитическому разглядыванию
фотографий серии автор приглашает и зрителя.
Уже при просмотре первых фотографий серии «ПереХОД» в глаза
сразу же бросается странная особенность снимков: практически
полное отсутствие того, что Ролан Барт в «Camera lucida»
назвал studium’ом, при очевидном punctum’е серии. Возможно,
читателю следует напомнить, studium и punctum у Барта —
суть две компоненты восприятия фотографий. Studium фиксирует
культурный интерес зрителя к изображенному на снимке, дает
расшифровку «риторики образа», позволяет зрителю пересказать
содержание фотографии, сказать: «мне интересно…, я узнал…».
Именно благодаря studium’у зрители испытывают интерес к
большинству фотографий. Punctum — это то в фотографии, что
«ранит» зрителя, что выводит его восприятие за рамки культурно
обусловленной «риторики образа», что определяет личный интерес
зрителя к снимку. В роли punctum’а может выступать какая-нибудь
деталь изображения или его композиция, или цвет, — короче,
это некоторый акцент, немотивированный studium’ом. Не всякая
фотография имеет studium и, тем более, punctum. Существует
определенный порог восприятия, ниже которого studium просто
не существует. А фотография без studium’а – это «фотка ни
о чем», так сказать, «фотография вообще», не вызывающая
никакого интереса у зрителя и сразу же им забываемая. Существование
punctum’а совсем не обязательно для зрительского интереса
к снимку. Скажем, большинство репортажных снимков эпохи
застойного периода социалистического реализма страдали неизлечимой
гипертрофией studium’а при полном отсутствии какого-либо
punctum’а: это приторная риторичность ничем не акцентированного
образа.
В разбираемом цикле Юрия Евлампьева мы сталкиваемся с противоположной
ситуацией: большинство снимков серии находятся ниже порога
обнаружения studium’а: зритель теряется, — «собственно,
о чем карточки?», «разве сценки перехода через дорогу чем-то
интересны?», «зачем это нужно было снимать?». Отсутствие
studium’а объясняет непонимание серии как целого у неподготовленного
зрителя, воспитанного исключительно на «пересказываемых
картинках». Однако, глаз более опытного зрителя сразу заметит
punctum серии: исключительную композиционную стройность
снимков, их превосходный цветовой баланс и сюжетную «изюминку»:
странного «чудика» в черной одежде, кочующего от улицы к
улице по ритмичным разметкам переходов. Кого изображает
этот человек?.. Он словно зовет зрителя за собой в прогулку,
демонстрируя нарочито подчеркнутый шаг. Шаг мужчины акцентирован,
он, в сущности, не столько идет, сколько мимирует ходьбу.
Этот человек — мим, а ведь, мимика — это язык, следовательно,
серия формирует образ рассказчика-вожатого, что-то повествующего
подсматривающему за ним зрителю. Поэтому зритель фотографий
стремится разгадать таинственный смысл улиц, переходов,
машин, загадку направления пути. Парадоксальным образом
отсутствие явного studium’а заставляет зрителя искать в
серии «непроявленное» повествование.
Ни одна из фотографий серии Юрия Евлампьева не представляет
законченного целого, не имеет самостоятельной художественной
ценности в себе самой. И если каждый очередной снимок заставляет
зрителя призадуматься, запускает механизм художественного
восприятия, то в рамках серии это воспринимается, скорее,
как способ задержки зрительского внимания, как время и повод
для сравнения с другими карточками серии, чем как намеренный
акцент, выделяющий кадр из ряда.
«Повествование» серии формируется в межкадровых переходах.
Вот, в начале и конце серии зритель видит одно и тоже: мужчину
в куртке, разметку городского перехода и красный троллейбус.
На первом снимке мужчина, обернувшись к зрителю, то ли приглашает
широким шагом поспешить за ним к подходящему на остановку
троллейбусу, то ли прощается с невидимым визави, отправляясь
в опасное предприятие. На последней карточке он уже просто
стоит на той же стороне улицы и просто созерцает подходящий
(или уходящий?) троллейбус. Так, может быть, эти 30 кадров
— история, как человек, бродя все дни по городу и перейдя
десятки улиц так и не смог догнать предмет своей мечты —
красный троллейбус? А может быть, на карте города символически
зашифрован исторический путь страны? Вроде бы, названия
улиц косвенно оправдывают такую интерпретацию серии. Тогда
погоня за кумачовым троллейбусом приобретает вполне определенный
политический подтекст. Может быть, серия об этом, а может
быть, о другом...
Переводить визуальный ряд в словесную историю — это путь
разрушения фотографии, но зритель оказывается втянутым в
увлекательную игру поиска скрытых смыслов. Интересно, сколько
раз герою цикла удалось перейти улицу? Один или два? Или
ни одного? На 20-м листе герой перешел или ему не дали пройти?
Когда все пешеходы идут — герой стоит, когда все стоят,
а машины едут — герой размашистыми шагами направляется прямо
под их колеса. А на снимке номер 2 герой неверным шагом
отправляется через пустую улицу к... Действительно, куда
же он так спешит: ведь впереди глухой забор? И что это за
улицы, словно разлившиеся в половодье реки?..
Можно долго обсуждать «ирреальность» мастерски развертываемого
по кадрам заурядного действия. Какой-то «метафизической
жутью» веет от этого непрекращающегося потока перестановок
нескольких объектов: «героя», «перехода», «машин», «попутчиков».
Конец серии смыкается с началом, — можно снова и снова вращать
трубочку калейдоскопа: 1, 2, ..., 30, 1, 2, ..., 30, 1,
2, ... 30...
С помощью художественных средств монтажа кадров Юрий Евлампьев
показал знакомое и привычное действие «перехода улицы» как
невообразимо сложное, небезопасное и значительное событие,
вроде заплыва через Ла-Манш. Просмотрев цепочку из 30 снимков,
неожиданно понимаешь, что герой визуальной истории прочно
прирос к полосатой разметке, что он и есть «ПЕШЕХОД par
excellence», всю жизнь идущий к другой стороне, но так никуда
не переходящий немолодой человек в черном платье. И линейки
белой краски на асфальте заменили ему имя...
Юрий ГАВРИЛЕНКО.
Москва, Россия, 19 февраля 2005 г.
